Джон ТАВЕНЕР прямой потомок композитора и органиста Джона Тавернера (ок. 1490-1545). Закончил Хайгейтскую школу и Королевскую Академию музыки. В 1977 году принял православие, присоединился к Русской православной церкви.
Раннее творчество Тавенера складывалось под влиянием Стравинского и Мессиана, его зрелую манеру часто сопоставляют с музыкой Пярта и Гурецкого.
«Я ИСПЫТАЛ ОГРОМНОЕ ВЛИЯНИЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ДУХОВНОГО ПЕНИЯ» Из интервью композитора данного радио Свобода
Творчество Джона Тавенера стоит особняком в панораме современной британской музыки. Практически все оно посвящено религиозной проблематике и тесно связано с традицией русского духовного песнопения. Дело в том, что сэр Джон - единственный в Британии композитор, принявший православие. Его крестил в 77-м году покойный митрополит Антоний (Блум). И с тех пор он обрел художественную опору в старинном знаменном распеве - разновидности древнерусского церковного пения. 62-летний композитор, возведенный королевой Великобритании в рыцарское достоинство, в своих сочинениях стремится возродить музыкальную культуру тех времён, когда музыка была частью литургического действа и выражением мистического единения с Богом. По сути дела произведения Тавенера - это своего рода музыкальный анклав русской духовности в британской современной культуре. Поэтому естественно, что, встретившись с Джоном Тавенером, я первым делом спросил его, что побудило его принять православие:
«С детства я ощущал метафизический, духовный смысл реальности. Но так и не присоединился ни к одной из западных разновидностей христианства. Однажды я зашел в одну из русских православных церквей в Лондоне и почувствовал себя там, как дома. Все было необычайно просто: я оказался в своем доме, и я остался в нем. Я был рожден британцем, в моих жилах течет шотландская кровь. В религиозном отношении я был пресвитерианцем - а эта религия далека от православия. Самое удивительное для меня в этом моем поступке было то, что в нем не было ничего рационального, обдуманного. Существуют люди, возможно, избранные Богом (я не хочу себя к ним причислять), но в мире нет ничего случайного. Возможно, что тот факт, что я принял православие, необычайно важен, как и то, что моя музыка вдохновлена православием. С его помощью я могут трогать сердца англичан способом, о котором они не помышляли и с которым никогда не соприкасались».
- Испытывали ли вы как композитор влияние русской культуры?
- Конечно, причем многих ее сторон. Прежде всего - это религиозное влияние. Затем я испытал огромное влияние древнерусского духовного пения - знаменного распева. Его создатели не имели представления о западной полифонии. Но когда Иван Грозный оказался во время войны в пределах Польши, он услышал западную полифоническую музыку и, вернувшись домой, описал ее звучание. И тогда русские монахи, писавшие в те времена музыку, не имея представления о правилах западного контрапункта, создали свою собственную самобытную версию этой музыки. Им удалось создать удивительно проникновенную духовную музыку. Если говорить о немузыкальных влияниях, то огромное значение для меня имело творчество великой русской поэтессы Анны Ахматовой. Я написал музыку на ее «Реквием». Впервые он был исполнен на Эдинбургском фестивале, а затем на Променадных концертах в Лондоне. Я использовал русский текст «Реквиема».
- На мой взгляд, Стравинский также оставил свой след в вашей музыке...
- Да, верно. Впервые я услышал его еще мальчиком на одной из премьер музыки Стравинского в Венеции. Тогда я еще не понимал, почему она так близка мне. Его музыка корнями уходит в русскую почву – достаточно послушать «Свадебку» или «Симфонию псалмов» или его позднюю работу - Canticum sacrum. Даже в «Персефоне» это заметно. А уж о его ранних его работах - «Весна священная» или «Петрушка» - и говорить не приходится. Все эти его сочинения корнями уходят в русский фольклор. Не думаю, что Стравинский был хорошо знаком с русским духовным пением. Но, тем не менее, его традиция присутствует в его музыке. И хотя у Стравинского репутация радикального композитора, лично я всегда думаю о нем как об одном из самых значительных традиционалистов XX столетия. Другой композитор, с которым меня связывает и духовная, и личная общность и которого я очень люблю, это - Аарво Пярт из Эстонии. Мне очень близка простота его музыки и его потребность постоянно возвращаться к старой традиции, утраченной сейчас на Западе.
- Однако Пярт считает себя не столько создателем музыки, сколько ретранслятором высших сфер…
- Я чувствую практически то же самое. Я назвал бы себя сосудом, сквозь который проходит музыка. Правда, я не стал бы употреблять слова «сферы». Я бы сравнил свой метод сочинения с методом иконописца, пишущего икону. Когда я пишу музыку, передо мной всегда стоит икона Спасителя. С появлением музыки я чувствую, как что-то проходит сквозь меня. Трудно сказать, что это такое и откуда это исходит.
- Согласились бы вы, если бы я назвал вас музыкальным мистиком?
- Ничего не имею против. Меня очень привлекают поэты-мистики. Я бы причислил к этой категории и Ахматову, и ирландского поэта Йетса, и одного из великих отцов церкви - Симеона Нового Богослова. Мне очень близки мистические идеи, мистический образ мышления, мистическое мирочувствование. Мне трудно определенно ответить на ваш вопрос, но несомненно, что мистические идеи очень мне близки.
- Здесь, на мой взгляд, вы приблизились к мысли одного из героев Достоевского о том, что красота мир спасет. Нет ли здесь противоречия между религией и эстетикой?
- Кажется, это митрополит московский Филарет заметил, что мир не столько создан Богом, сколько явился плодом его любви. Все, созданное Богом, прекрасно. Когда он создал мир, то, как об этом говорится в «Книге Бытия», «увидел Бог, что это хорошо». Но греческое слово «колён», которое здесь переводится, означает «прекрасный». Я думаю, что Достоевский, сказав о спасении мира красотой, также предполагал, что и Бог увидел, что это прекрасно. Мы же в качестве микрокосма или образа Бога обязаны продолжать дело небесного архитектора.
***
"Если бы меня спросили, почему я пишу музыку, я бы ответил, что я хотел бы передать и сделать доступными для других внутреннее видение. Я бы сравнил свой метод сочинения с методом иконописца, пишущего икону. Насколько я вижу музыку - это окно в Божественный мир, который вечен»
***
"С детства я ощущал метафизический, духовный смысл реальности. Однажды я зашел в одну из русских православных церквей в Лондоне и почувствовал себя там, как дома".
Сэр Джон Тавенер - православный британский композитор
Этой осенью в Московской государственной консерватории прошел международный фестиваль и научная конференция «От Тавернера к Тавенеру. Пять столетий английской духовной музыки», посвященные памяти выдающегося британского композитора сэра Джона Тавенера (1944–2013). Джон Тавенер лично принимал участие в составлении программы фестиваля, отбирал произведения, которые хотел представить именно российской аудитории. Творчество композитора тесно связано с русской духовной музыкой и культурой России в целом, в 1977 году Джон Тавенер принял Православие. По завершении фестиваля «Правмир» взял интервью у британского композитора и дирижера, протоиерея Константинопольского Патриархата Иоанна Муди, который был лично знаком и работал с Джоном Тавенером.
– Встречались ли Вы с Джоном Тавенером?
– О да! В течение нескольких лет я с ним учился, и он был посаженым отцом на моей свадьбе. Я очень хорошо его знаю.
– Вы сотрудничали с ним как с композитором? Чем лично Вам близка музыка Джона Тавенера?
– Я дирижировал многими его произведениями и организовывал наши совместные концерты в Лондоне, когда работал там с камерным хором. Мы показали в Лондоне несколько премьер его работ, в том числе Панихиду и Apolytikion for St Nicholas.
Что восхищает меня в музыке Тавенера и что сподвигло меня учиться вместе с ним, так это удивительная открытость, чистота его музыки, как, например, в Великом Каноне Святого Андрея Критского или в Иконе Света. В то время он был единственным композитором, работавшим в Англии, который был бы так открыто обеспокоен вопросом святости в музыке.
Также меня восхищали и его ранние работы, богатство таких произведений, как Кельтский Реквием, аскетизм Реквиема по отцу Малахию и Испанских песен. Я присутствовал на премьере его Заупокойной Службы в Оксфорде в 1984 году, и она произвела на меня огромное впечатление своим «всеправославным» охватом, как сказал сам композитор, от Византии до России.
Один момент мне особенно запомнился: он показал мне недавно законченную партитуру The Protecting Veil и переживал, что написал нечто романтическое и потому неприемлемое!
– В 1977 году Джон Тавенер принял крещение от знаменитого митрополита Антония Сурожского и впоследствии признавался: «тот факт, что я принял Православие, необычайно важен, как и то, что моя музыка вдохновлена Православием». Всегда ли на Ваш взгляд Джон Тавенер был верен этим словам в своей музыке?
– Это сложный вопрос. Изначально да. Он только и говорил, что об упадке Запада и западной музыки, о византийских певческих традициях, октоихе и так далее. Вся его музыка обращалась к православным истокам, русским или греческим. Но позднее его духовная ориентация изменилась – он почувствовал, что может обращаться к другим религиям как источникам своего творчества в поиске вечной мудрости – Sophia perennis. Но при этом он настаивал, что лично в своей духовной жизни он остается православным. Мне это казалось сложным, и мы с ним часто спорили на эту тему, но такова была его позиция.
– Джон Тавенер говорил, что Православие помогает ему «трогать сердца англичан», расскажите, состоялось ли влияние Джона Тавенера на британскую культуру с помощью русской духовности?
– Я думаю, что многие откликнулись на его музыку так, как никто не мог бы предсказать, на ее чистоту и устремленность к святости. Но люди могли интерпретировать его музыку так, как хотели: я не могу сказать, что именно русская (или греческая) духовность оказала большое влияние, но тот факт, что он был озабочен и заинтересован этим – это безусловно. Есть два отличных примера. Первый – The Protecting Veil, основанный на теме Покрова Богородицы. Многие люди писали ему после премьеры, потому что они были тронуты и поражены этим произведением, но нельзя сказать, что все эти люди откликнулись непосредственно на православную «программу», лежавшую в основе произведения.
Второй пример – Song for Athene, в которой смешаны православные поминальные тексты с отрывками из Шекспира. Это произведение было исполнено на похоронах леди Дианы, принцессы Уэльской. Реакция на него была такой же, но она была тесно связана с уникальной природой самого события, произведение идеально отражало его.
Конечно, это один из тех путей, которым Православие может тронуть сердца людей, исповедующих другую веру или вообще неверующих.
– Хоровое искусство Православной церкви использует пение исключительно а капелла, без инструментального сопровождения, в своих сочинениях Джон Тавенер также часто исключал инструментальное сопровождение, используете ли вы пение а капелла в своих произведениях?
– Да, конечно, как в специфически литургической музыке, так и в музыке, написанной для исполнения в концертных залах. На самом деле одна из моих самых длинных работ Акафист – это а капельное произведение. Оно длится около 90 минут. Также недавно я закончил Литургию Святого Иоанна Златоуста для американского ансамбля, который будет исполнять произведение по-гречески в капелле Святого Романа, разумеется, а капелла.
Но также я писал и для хора с инструментальным сопровождением. Например, у меня есть новая вещь, The Land Which is Not, которая будет исполнена чуть позже в этом месяце хором BBC. Она написана для 24 голосов и виолончели. Еще один пример – моя версия Stabat Mater – произведение, которое включает тексты Анны Ахматовой, написанное для хора солистов Осло. Оно создавалось для хора со струнным квартетом.
– Знаменитый предок Джона Тавенера, композитор и органист XVI века Джон Тавернер, большинство своих вокальных сочинений – мессы, магнификаты — сопровождал органной музыкой, насколько эта, так скажем западная традиция слияния богослужебного пения и инструмента, была близка Джону Тавенеру, как он к ней относился?
– Не совсем так. Музыка, которую в XVI веке писал Джон Тавернер, также была а капельной, хотя орган в то время, конечно же, часто использовался в Римско-католической церкви.
И Тавенер также был искусным органистом и пианистом. В свои молодые годы он играл на органе в пресвитерианской церкви, и позже любил импровизировать на органе. В некоторых его работах присутствуют органные партии, как, например, в произведении God is with us, а также у него есть примечательное произведение для органа соло – Mandelion.
– Расскажите, пожалуйста, о сочинении «Икона света», которое впервые прозвучало в России. Оно было написано специально для ансамбля The Tallis Scholars? На чем зиждилось сотрудничество Джона Тавенера и ансамбля?
– Да, «Икона Света» была написана специально для ансамбля Tallis Scholars. Это невероятная работа, в то же время очень структурированная и мистическая. Она основана на текстах Святого Симеона Нового Богослова, и на идее света.
Сотрудничество Тавенера с ансамблем Tallis Scholars началось, когда он искал новое направление в своей работе после обращения в Православие. Он не только слушал, как они поют музыку эпохи Возрождения, но начал писать для них новые вещи, и первым результатом этого труда стала запись, в которую входила русская музыка средневекового периода, а также музыка Рахманинова, Стравинского и новая музыка самого Тавенера.
«Икона Света» появилась немного позже. В ней прекрасно использованы вокальные качества ансамбля Tallis Scholars (в сочетании со струнным трио), что позволило расцвести чудесной мелодической инвенции Тавенера.
– Джон Тавенер так описывал процесс создания музыки: «Я бы сравнил свой метод сочинения с методом иконописца, пишущего икону», не случайно в контексте данного высказывание и название его сочинения – «Икона света»?
– Да, в этот период он был захвачен идеей попытаться написать «музыкальные иконы», и несколько других его работ также были названы «иконами». Это очень сложно сделать, потому что, конечно же, музыка не является точным эквивалентом иконописи, и в любом случае здесь мы имеем дело с паралитургической музыкой, а не с музыкой, написанной для использования на церковной службе. Но эта идея привела его к очень плодотворным духовным и техническим направлениям.
– «Икона света» – сочинение многоголосное, но, несмотря на это оно, как кажется, чрезвычайно близко знаменному пению? Говоря об источниках влияния русской культуры, Тавенер признавался, что именно традицию знаменного пения имела на него большое влияние.
– Да, но не в «Иконе Света», я не вижу влияния знаменного пения в этом произведении. Единственная отсылка на византийское пение присутствует в разделе «Трисвятое». Однако в других его работах, безусловно, прослеживается влияние знаменного пения – например, в Похоронном Икосе, Великом Каноне Святого Андрея Критского и особенно в Православной Заупокойной Службе.
– Знаменное пение часто так и называют – иконописная музыка, знаменный распев отличается особой строгостью, величием и бесстрастностью, возможно именно вдохновляясь таким монодийным стилем пения Джон Тавенер создавал иконописную музыку?
– Да, есть работы, которые явно это отражают. И, конечно же, строгость и бесстрастность – это качества, которые очень интересовали Тавенера.
– «Икона света» была вдохновлена гимнами Симеона Нового Богослова. Как вы думаете, насколько звучание древнегреческого языка, его, если можно так сказать, музыкальная составляющая, было важно для Джона Тавенера?
– Да, это очевидно, особенно в центральной части Мистической молитвы Святого Симеона к Святому Духу. Каскадные мелодические модели Тавенера были созданы под влиянием величественной поэзии и звучания греческого языка. Он любил греческий.
– В одном из интервью он признавался: «Я обожаю коптские иконы, потому что в них прослеживается детская ментальность», и говорил о необходимости «быть как дети», именно поэтому его привлекала музыка американских индейцев и суфийская музыка как по-детски простая и ясная? Что композитор имел в виду, когда говорил, что стремится к идее восстановления невинности?
– Христос говорил, что если мы будем, как дети, то войдем в Царство Небесное. Я думаю, что речь именно об этом. Тавенер всегда стремился к невинности, к этому состоянию благодати, которое было до грехопадения человека. И в православном богословии невинность – это то, что было потеряно. Образ Бога, затуманенный, размытый человеком, но не потерянный полностью. У нас есть возможность восстановить его, если мы примем Царствие как дети.
– Какие моменты Божественной литургии были наиболее близки для Джона Тавенера, в одном из интервью он говорит, что особенно трогательными считает слова из Херувимской песни «всякое ныне отложим попечение»? Какие моменты Божественной литургии выделили бы вы для себя?
– Да, он часто говорил о Херувимской песни, и, я думаю, она имела для него особое значение, как образ порога между земным и небесным.
Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я, и как музыкант, и как священник, так хорошо знаю «драматическую линию» литургии, что мне кажется невозможным что-то выделить. При этом есть очевидные «пики» на этой линии, такие как Херувимская Песнь, Песнь Богородицы и гимн Хвалите Господа с небес, а также, в греческом варианте, – Трисвятое, не приобретшее столь важного музыкального значения в русском обиходе.
– Также Джон Тавенер говорил об огромном влиянии на него творений святых отцов, называл такие имена как Дионисий Ареопагит, Святой Исаак Сирийский, Григорий Нисский, его приводили в восторг слова Иринея Леонского «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом». Как вы думаете, почему для композитора так важна интеллектуальная составляющая, в том числе в музыке, почему, как говорил Джон Тавенер: «композиторы должны обладать высоким уровнем интеллекта»?
– Тавенер всегда вспоминал идеал исихастов – «разум, погруженный в сердце». Он не считал, что интеллект просто является способом понимания в мирском смысле, но понимал, как и Отцы Церкви, что интеллект должен быть в нашем сердце, тогда через него мы обретем подлинное понимание и обожение – theosis.
Беседовала Мария Строганова Переводчик – Алена Гаспарян Источник: ПРАВОСЛАВИЕ И МИР Ежедневное интернет-СМИ
Джон ТАВЕНЕР родился в 1944 году, получил образование в Хайгейтской школе и обучался композиции у сэра Ленокса Баркли и Дэвида Ламсдейна. В течение 15 лет он был органистом в пресвитерианской церкви Св. Джона в Кенсингтоне; но в 1976 обратился в русскую православную веру, в то же время устанавливая тесные связи с греческой церковью, это сближение с православной церковью стало источником вдохновения для практически всей его относительно недавней музыки. Он впервые стал известен широкой публике в 1965-66 гг. как автор драматической кантаты «Кит», которая впоследствии неоднократно исполнялась. Его опера «Тереза» была поставлена в Ковент Гардене в 1979 г., а «Ахматова: Реквием» была исполнена в The Proms (променадном концерте Генри Вуда, представленном ББС) и на Эдинбургском фестивале в 1980 г. Впервые Тавенер работал с The Tallis Scholars в 1981 г., сначала в связи с русской средневековой полифонической музыкой, а вслед за этим уже над записью Великого канона Св. Андрея Критского.
