|  |
Ларисса Николаевна АНДЕРСЕН (1911- 2012) – поэтесса и балерина: Поэзия | О Человеке | Фотогалерея.
***
Наверху смыкают веки
утомленных звезд глаза.
А внизу колышат реки
их немые образа.
Я одна! Я на свободе! –
Все что может счастье дать! –
В скалах, в каменном проходе,
изо мха моя кровать…
Слушать я сегодня стану
дерзких ветров голоса,
когда пламенною раной
воспалятся небеса.
И смотреть сегодня буду
на трепещущий восток,
где откроет миру чудо,
возвестив о свете, Бог.
И когда взойдет, ликуя,
Солнце Мира – встрепенусь.
Руки к миру протяну я
и любовно улыбнусь…
Все прощу, что было больно,
всех за боль благословлю.
Песней – радостной и вольной –
свет души моей пролью.
***
Я буду умирать, не споря,
Где и как надо хоронить,
Но жаль, что вдалеке от моря
Прервется жизненная нить.
По имени “морская птица”,
Я лишь во сне летать могу,
А хорошо бы очутиться
На том знакомом берегу.
Быть может, та скала большая,
Маяк с проломленной стеной
Стоят, как прежде, не мешая
Индустриальности земной.
И примирившись с той стеною,
Вдали от пляжей и дорог
Играет, как играл со мною,
Дальневосточный ветерок.
Там волны шепчутся смиренно
О чем-то мудром и простом,
А медно-кудрая сирена
Лукаво шелестит хвостом.
Ведь море было первой сказкой
И навсегда остался след -
Меня прозвали “водолазкой”,
Когда мне было восемь лет.
Вот там бы слечь под крики чаек,
Узнав далекий детский рай,
Последним вздохом облегчая
Уход в потусторонний край.
Меня бы волны покачали,
Препровождая на тот свет,
Где нет ни скорби, ни печали,
Но, может быть, - и моря нет.
ИЗ ЦЕРКВИ
Ветер кинулся к строгим людям,
Звонко тьмою в лицо плеснул.
Бьется колокол медной грудью,
Льет расплавленную весну.
Прижимается воздух вешний,
Тает терпкая боль молитв...
У меня от молитвы, грешной,
Только сердце сильней болит...
Ах! Томит меня даже ладан,
Словно запах лесных гвоздик!
Я девчонкой в лесу когда-то
Припадала к земной груди...
Я не стану святой и строгой, –
Так привычно моим ногам
Уставать по земным дорогам,
Танцевать по земным лугам...
Кроткий лик, удаляясь, тает...
О, Святая, простишь ли Ты,
Лишь за то, что я понимаю,
Чем прекрасны твои черты?
***
Я думала, Россия - это книжки.
Все то, что мы учили наизусть.
А также борщ, блины, пирог, коврижки
И тихих песен ласковая грусть.
И купола. И тёмные иконы.
И светлой Пасхи колокольный звон.
И эти потускневшие погоны,
Что мой отец припрятал у икон.
Все дальше в быль, в туман со стариками.
Под стук часов и траурных колёс.
Россия - вздох.
Россия - в горле камень.
Россия - горечь безутешных слез.
***
В час, когда замирает земное согретое лоно,
И звенит тишина, и проходит вечерний Христос,
Усыпляет ягнят, постилает покровы по склонам,
Разливает в степи благовонное миро берез
И возносит луну, как икону...
***
Люблю ли я жизнь? Ну конечно! И как!
Вот эти деревья, вот эта река –
А больше всего я люблю синеву,
И тучи, и дождик, и эту траву.
Босыми ногами в зеленом ковре!
Отнимутся ноги – я буду смотреть.
Глаза помутятся – дотронусь рукой.
Вот так – неотступной любовью такой.
***
Месяц теплился в бледном небе,
Кротко таял и воск ронял,
Тихий вечер в печальном крепе
Подошел и меня обнял.
И заплакал. А я стояла…
На могиле цветок белел.
Я уже навсегда узнала,
Что случается на земле.
И никто не сказал ни слова,
Но я знала – порвалась нить.
А потом я осталась снова
Улыбаться, и петь, и жить,
И смолкать.
И смотреть не прямо
Потому что сквозь блеск и лоск
Над полянкой, над мертвой мамой
Бледный месяц роняет воск…
***
(На смерть Мэри Крузенштерн-Петерец)
Все распыляется, все мимо...
Вдогонку планам и мечтам.
А жизнь бежит неумолимо,
Усталость оставляя нам.
Храню я Ваш подарок – платье
Дань женской праздности земной,
Хотела карточку послать я,
Но адрес Ваш теперь иной.
Там, – Боже, помоги неверью! –
Вы отдыхаете сейчас,
От возмущенья хлопнув дверью
Здесь, на земле, в последний раз.
Ни грубостей, ни пресмыканий...
Колючка, с нежною душой,
Я в новом платье тонкой ткани
К Вам прилечу на бал большой!
Несутся дни, летят недели,
И, остывая в их золе,
Мы не смогли, мы не успели
Помочь друг другу на земле.
Но ненадолго разделенье.
Теперь, быть может, легче мне
Услышать Ваши повеленья
И чаще видеть Вас во сне.
Не знаю – Вы ль уйти хотели
Иль час был свыше предрешен?..
Пока что, в том же бренном теле
Я остаюсь.
Ваш «Ларишон».
|